Близнецы - Страница 8

— В отделение?

— А надо? — сомневается рыжий.

— Видишь, ебнутые какие-то.

Рыжий с сомнением кивает.

— Давайте, два шага вперед, — теперь, когда сомнения разрешены и решение принято, он становится добродушным, — сейчас родителей ваших найдем, дилеров ваших найдем.

Идут. Фары высвечивают странную процессию: двое детей, сзади двое конвойных, и всюду — неистовый ливень, не каплями, не струями, а сплошным потоком, водопадом несущийся вниз.

В отделении смурно, скучно. Грязный пол, бледные лица, серая форма, колышутся вокруг лампочки коричневые облака табачного дыма.

— Это еще кто?

— Хуй его знает. Не отвечают, дергаются.

— Ну-ка, — подошел, тем же точно движением взял за подбородок, взглянул в глаза, — ладно. Наркотики употребляли?

Переглянулись, испуганные, одновременно покачали головами.

— Немые, что ли? Нормально скажите.

— Чего орешь? Дети же, — еще один, худой, высокий, подошел, заинтересовался. Сколько их уже вокруг столпилось!

Высокий вдруг подобрался, напрягся весь.

— Брось их в обезьянник пока.

— Зачем?

— Бросай, говорю.

И ушел, на ходу доставая из кармана мобильник.

— Идемте.

Пыльные узкие скамейки, душная, тоскливая темнота по углам. Тихо, скучно. Дети садятся, переглядываются. Мальчик хочет что-то сказать, но девочка прижимает палец к губам. Сквозь стеклянную дверь светит коридорная лампочка, а все равно темно, мрачно.

С неприятным, чавкающим звуком падают капли — с волос, с рук, с одежды. Сидят.

Наконец — через час, два, пятнадцать минут? — подходит тот, высокий. Бесшумно открывает дверь.

— За мной.

Дети молча сидят на месте.

— За мной, говорю! Или всю ночь хотите здесь просидеть?

Дети сомневаются, но все же кивают. Быстро, чуть ли не бегом, проходят мимо дежурки.

Дождь поредел, стало холоднее. За дымкой, покрывающей ночное небо — бледная луна.

Высокий проводит детей мимо ряда приземистых милицейских уазиков, сажает в какой-то седан.

Пристегнулся, завел мотор.

— Пока не узнаю, кто вы и где ваши родители, отпускать не имею права. Но ночь хоть не в клетке проведете, — закуривает, огонек сигареты меленько дрожит, — не переживайте.

Ловко выворачивает из теснины соседних автомобилей, тряско катит по узкому переулку и вдруг выруливает на широкую, запыленную осыпающимся кирпичом набережную Обводного канала.

Машина сразу набирает скорость, несется в темноте и только мгновенная вспышка встречных фар на миг осветит салон: двое детей сидят, взявшись за руки, и с затаенным беспокойством глядят в окно. Худое лицо водителя напряжено, в уголках губ скопилась слюна. Еще ему как будто холодно, во всяком случае, плечи его дрожат неразличимой рябью.

Свернули, проехали, качаясь на выбоинах, вдоль белых бетонных заборов. Наконец свернули в какой-то двор, остановились перед рядом одинаковых, длинных и низких зданий — не то склада, не то казармы. Пусто кругом, тихо. Водитель заглушил мотор.

Девочка хочет что-то сказать, но мальчик крепко сжимает ее ладонь и прикладывает палец к губам. Водитель, заметив их пантомиму, истолковывает ее по-своему.

— Вот-вот, кричи-не кричи, — моргнул, с наслаждением почесал щетинистый подбородок, — ну, чего мусолят, ебантяи?

Словно отвечая ему, ржавые створки ворот склада отворились и машина медленно въехала внутрь. Огромное пустое помещение — бетонный пол, железные стены — печально освещается двумя лампами дневного света.

Их ждали — невысокий, толстый мужчина с черными жучиными глазками и еще один, огромный: белая, выбритая налысо глыба. Водитель остановился, заглушил мотор. Щелкнул чем-то и, приветственно махнув рукой, вылез из машины. Пожал руку толстенькому, дружелюбно кивнул глыбе и принялся что-то объяснять, время от времени указывая на машину.

Мальчик улыбнулся и, покрутив ручку, чуть-чуть приоткрыл окно.

— Федеральный розыск… награда, плюс негласное указание по нулевке…

— Серьезно.

— Да, и… Особые меры, надо бы выяснить…

Они двинулись к машине и мальчик поспешно закрыл окно.

— Вылезайте, — открыв дверь, сказал высокий.

— Эти? — непонятно развеселился толстяк. Жучиные глазки как-то очеловечились, повеселели, — ищут пожарные, ищет милиция… Ну, говори.

Дети молчат, высокий злорадно улыбается, глыба равнодушно моргает на лампу.

— Кто такие? Почему в федеральном розыске? Да еще по нулевке? Примечание № 0 — это не шутки, мальчик. Это, говоря проще, «живым или мертвым». Вот я и подумал, что это за ребятишки такие? А теперь еще любопытней стало — на фотографиях как-то вы постарше выглядите.

Дети молчат, и глыба непонятно преображается — вот стоял, отрешенный, равнодушный, недвижимый, моргал холодной лампе и — не сделал ни движения, и поза вроде бы та же, только взгляд опустил, а весь он теперь нацелен, направлен, сконцентрирован на ютящихся у его подножия близнецах. Словно автоматический радар, вдруг обнаруживший непонятный объект.

Неслышный звук — это невольно отступивший мальчик коснулся машины. Девочка стоит по-прежнему, только кулаки сжаты и отчетливой крупной дрожью, как в мультике, трясутся ноги.

— Спокойно, — говорит толстячок и делает затейливый жест. Глыба тут же выключается.

— Степан, дайте-ка мне пистолет.

Высокий медленно расстегивает кобуру и протягивает толстяку маленький черный пистолет. Он продолжает улыбаться, но глаза тревожные.

— Красивый мальчик, ты уверен в своей красоте? — невообразимо, страшно, медленно и неотвратимо, как во сне, черное дуло прижимается к белой щеке, — внешность не главное, и я помогу тебе это понять, — ласково продолжает толстяк и жучиные глазки посверкивают.