Близнецы - Страница 29

Вова, пораженный этой сценой, смущенный своим самозваным дворянством, глядел в стол и сосредоточенно дымил папиросой.

— Все, прощайте. Не могу больше, пойду, — сказал Вове Прыжов. Ничего в нем не было от того жизнерадостного толстяка, что встретил Вову у трактира.

Помолчали, выпили.

— Я, наверное, тоже пойду, — сказал Вова. Ему было гадко и от водки, и от духоты и темноты, а больше всего — от омерзительной сцены, свидетелем которой он стал. Он представил, как придет в свой флигелек, ляжет спать, а проснется уже в своей камере в Крестах. Вот бы!

Вова робко протолкался меж окружавших трактир мужиков и по старым следам побрел к особняку Ольницких.

На первом этаже флигелька тускло желтело окошко. Марфа не спит еще, — вяло подумал Вова. Он был невесело пьян, череп, смерзшийся от холода, сдавливал мозг, дышать было тяжело.

От протоптанной тропинки в сумрачную глубь сада уходила цепочка следов. Вова поглядел на них. Снег чуть светился, черными колоннами подпирали звездное небо голые деревья. Было так красиво, что легче и веселее стало Вове, он не то что протрезвел, а как бы очнулся, поглядел вокруг ясными глазами и пошел по незнакомым следам вглубь сада.

Это любопытно, — думал он.

В конце концов, теперь это мои частные владения, — улыбался он.

Почему бы и нет? — радовался он своей свободе.

Следы привели его к полуразрушенной беседке, смутным костяком белевшей в звездных зимних сумерках.

Оттуда, невнятно потоптавшись, следы шли вниз, к реке. Широкая ледяная дорога искрилась под прильнувшим к высоким холмам берега небом. У проруби толпились мужики, впереди виден был высоко висевший над рекой мост.

Вова двинулся к толпе, плотной чернотой копошившейся на льду — точь в точь как грозовая туча на горизонте. Мужики молчали и это немного пугало — непонятно было, то ли они не замечают его, то ли не обращают внимания. И что же они между собой все молчат?

Подойдя ближе, Вова увидел лежащее на льду тело — синеватая, подмороженная кожа, водоросли, вплетенные в темные волосы, затвердевшие, уставившиеся острыми сосцами в небо, груди. Ноги и низ живота были накрыты серым шерстяным одеялом. Утопленница.

Так и не замеченный никем, Вова постоял немного, повернулся и тихонько пошел назад, к берегу — ему вдруг почудилось, будто, заприметив его, бородачи, все в том же молчании, не спрашивая и не обвиняя, схватят его и утопят тут же.

Оглянулся он, только дойдя до сада, отбрасывавшего синие тени на лед реки. Мужики все так же толпились у проруби — что они там делали? Искали второй труп? Но на черной нитке моста, протянутой через звездное небо высоко над рекой, виднелся теперь стройный силуэт. Незнакомец стоял на мосту, над клубившейся толпой, и приветственно — только непонятно, кому — махал рукой.

* * *

Бах! Бах! Бах! — не заботясь о приличиях, молотил в зеленую деревянную дверь Артем. Вокруг была весенняя ночь: сырая, темная, полная запахов и звуков.

Бах! Бах! Бах! — он старательно отгонял мысль о том, что будет делать, если сторож сменился. Даже не сменился, просто вышел. Идти было некуда и страшно.

Всю дорогу его не покидало чувство слежки. Пока они пешком шли до пересечения Малодетскосельского и Московского (куда, из соображений конспирации, вызвали такси), Артем был еще сколько-нибудь спокоен. В конце концов, все это могло быть просто паранойей.

— За нами следят, — легонько дернув его за рукав, сказала Гипнос.

— Может быть, это твой дворник, — стараясь казаться спокойным, ответил Артем.

— Наш, — нахально пискнула девочка, — наш дворник.

Артем промолчал — чего уж теперь препираться. И правда наш.

Затрезвонил телефон и изнервничавшийся юноша чуть не выбросил его с перепугу в несущуюся мимо них непрерывную волну автомобилей.

— Да?

— Стою в двух шагах от вас, за рекламным щитом. Подходите, мне тут не развернуться.

— Хорошо.

Артем сунул мобильник в карман джинс и пояснил молчащей девочке, — это таксист. Пока все хорошо.

Неприметная тускло-красная машинка, прятавшаяся за щитом с изображением какой-то сомнительной красотки, приглашающе мигнула фарами. Хорошим предзнаменованием это Артему почему-то не показалось.

— Ты ничего не чувствуешь? — спросил он у Гипнос.

Но она не успела ответить. Мальчик, о котором Артем уже привык думать в страдательном залоге, неожиданно проявил себя. Он деликатно подергал Артема за полу куртки, привлекая внимание, и, указав на машину, решительно кивнул. Гипнос молчала.

Артем распахнул дверцу и кивнул водителю. У того было обыкновенное, чуть вытянутое лицо, порез от бритья под нижней губой, подстриженные под машинку пегие волосы. Артему подумалось, что он, наверное, из области.

— Твои? — радостно удивился шофер.

— Племянники, — усаживаясь рядом с водителем, отвечал Артем, — доигрались, блин. Давай, шеф, до Рауфхуса.

— Это как же ты? — выворачивая на проспект и нервно оглядываясь через плечо, спросил таксист.

— Он не может говорить, — ответила за мальчика Гипнос.

— А, ну да, ну да… — с готовностью закивал говорливый шофер.

— Шеф, вы бы на дорогу смотрели, — мрачно сказал Артем, но был проигнорирован.

Старательно скаля плохие зубы, таксист как-то непонятно лавировал в потоке, высматривая что-то на обочине.

Артем оглянулся: Гипнос была спокойна, Танатос, кажется, спал.

— Шеф, давай побыстрей, — уже настойчивее говорил он, — хорош уже полосу выбирать.

— Постов много, — после паузы пренебрежительно ответил шофер, — а у меня лицензии на оказание транспортных услуг нету.