Близнецы - Страница 54

А верней всего, то, что все они, вся группа — Аня готова была поклясться в этом — *видели* спящего в горящем бульдозере рабочего. Видели и молчали. Все молчали.

А ведь все начиналось как обычно (если, конечно, так можно сказать про акцию, ведь каждая акция — это праздник, это маленькая победа в непрерывно проигрываемой войне).

На старой девятке, купленной ими вскладчину, они отправились на Енотову дачу. Все, как положено — два ящика пива, водка, мясо для шашлыков. А под выпивкой-закуской лежали связки стальных штырей, два травматических пистолета и — арбалет. Тогда Сергей впервые предложил использовать спортивные луки и арбалеты. Мол, бесшумно, экологически чисто, законом не ограничено. Взяли на пробу.

Из темноты в свет фар выпрыгивали сплетенья голых ветвей, черные тонкие стволы, вздыбленные кусты, ухабистая дорога.

Аня тряслась на заднем сидень, зажатая меж широкоплечим Енотом и рыжим Яном. Енот, настроенный меланхолически, тихонько напевал: «Этих дней не смолкнет сла-а-ва, нет, не смолкнет ника-а-гда, партизанские отря-а-ды занимали го-а-арада». Это он так себя подбадривал.

— Заткнись ты, — сказал Ян, — на нервы действуешь.

— Тревожно что-то, — вздохнул Енот и Аню от этого вздоха совсем сплющило.

— Тебе-то чего тревожиться? — усмехнулся Сергей, — тебя, если что, папа отмажет. Это мы…

— Фигня, — сказала веснушчатая Яна, сестра рыжего Яна, — статья 167-я. До пяти лет. Вот максимум, что нам грозит.

Яна училась на юриста.

— Утешила, — хмыкнул Сергей.

— При чем здесь срок? — вздохнул Енот, — ментов я не боюсь и тюрьмы не боюсь. А только перестреляют нас чоповцы когда-нибудь. Или отп*здят до инвалидности. И никакая полиция им не понадобится.

— Мужичье, — сказала Аня, — ну тебе-то чего трусить? Я, знаешь, в куче разных лагерей протеста была. И ни разу мы сами не ушли — то ОМОН нас разгонял, то чоповцы, то вообще уголовники какие-то. И ничего, жива-здорова.

— Так это легальные акции, — совсем опечалился Енот, — я и сам в таких лагерях бывал. Там ничего, под камерами же все, совсем убивать не будут. А нас попросту, как журналиста этого…

— Хорош жути нагонять, — сердито сказал Сергей, открыл окно и закурил.

— Продует, — недовольно сказал Ян.

— Мы должны быть ближе к природе.

— Курить бы бросил, вот и приблизился бы.

— Шляпа все это, — сергей поперхнулся дымом, закашлялся.

— Шляпа все это, — повторил он, — вся эта гипертрофированная забота о физическом здоровье. Какой-то животный нарциссизм.

— О Господи, — с отвращением сказал Ян и натянул респиратор.

Он на каждую акцию их таскал и очень расстраивался, если забывал надеть.

— Зачем они тебе? — спросила Аня.

— На всякий случай, — голос из-под тонкого матерчатого респиратора звучал чуть приглушенно, — камеры теперь на каждом шагу.

Дорога свернула, выводя из колючего голого леса на поле. Изумрудная трава чуть светилась под звездным небом. Темнел островерхий силуэт стоящего на холме дома.

— Хорошая все-таки у тебя дача, — сказала Яна.

— Не у меня, а у родителей, — сердито пробурчал Енот. Он не любил, когда ему напоминали о достатке (относительном, но все же достатке) и связях его семьи. Сам Енот специально никуда не поступал, специально отслужил в армии, а после службы устроился дворником. Когда Ян как-то заметил: «Хорошо быть левым, когда есть поддержка справа», Енот чуть не набросился на него с кулаками. Еле успокоили.

Машина остановилась у подножия холма, фары погасли. Будущие члены первой партизанской армии Фронта Освобождения Земли пыхтели в темноте, разгружая багажник и таща припасы наверх.

А на темном крыльце меланхолично разгорался и снова затухал крошечный огонек сигареты.

— Давно приехал? — спросил Ваню шедший первым Енот.

— На последней электричке. В десять.

— Ого. Что ж ты делал?

— Прогулялся, — Ваня пожал плечами, — разведал объект.

— Ну и как?

— Как обычно, — он затушил сигарету в пластиковой баночке из-под каких-то витаминов, завернул крышку и сунул в карман. Можно было не сомневаться, что опорожнит он ее в единственном на весь Питер пункте переработки мусора, расположенном где-то у черта на куличиках (Аня там ни разу не была). Ездил Ваня туда раз в две недели с целой тележкой мусора — буквально всего мусора, который так или иначе появлялся в его жизни. Или просто попадался Ване на глаза.

— Открывай давай, — сердито пропыхтели сзади. Ян и Яна поднимались, с трудом волоча ящик с пивом.

— Ты бы спортом занялся, — сказала Аня, — не стыдно тебе?

— Ни капли, — по бледному веснушчатому листу расплылась улыбка, — и вообще, что за сексистские стереотипы?

— Ох-ох-ох.

— Что ж я маленьким не сдох, — прогудел себе под нос Енот.

Ваня засмеялся.

В просторной, отделанной светлым деревом гостиной они расселись по креслам. Аня соорудила на столе маленький натюрморт: стаканы и рюмки, две бутылки водки, нарезанный здоровенными ломтями шпиг на пластиковых тарелочках.

— Ну что? Обсудим план операции? — спросила Яна.

— Да нечего там обсуждать, — махнул рукой Ваня, — приходим, делаем дело, уходим.

— Кто оружие понесет? — спросил Сергей.

— Туда пойдем в боевом порядке. Ты с арбалетом, один травмат Еноту, один… Кто еще хочет пистолет?

— Я, — Аня подняла руку, как в школе. Сергей негромко засмеялся.

— Один — Ане. Остальные — и я в том числе — прут оборудование. На обратном пути все оружие несет Енот. Пойдешь отдельно, короткой дорогой, — пояснил Еноту Ваня, — там покажу. Все согласны?