Близнецы - Страница 66

Следующей же ночью в двери его дома осторожно постучали. Заинтригованный неожиданным поворотом событий (он-то ждал митингов и пикетов, в самом крайнем случае — демонстраций и жалоб в местное отделение КПРФ), Андреич сунул подмышку полено — драться, под другую бутыль самогона — мириться, и распахнул двери.

На пороге стояла окутанная ночной тьмой и тайной приземистая фигура, в которой Андреич узнал ветераншу тыла Шапкину. Старательно измененным голосом Шапкина поинтересовалась, не мог бы он поспособствовать в получении американской визы. Не жалующий предателей и ничего не знавший о визах (кроме самого факта их существования), Андреич прогнал ее прочь.

Следующий день прошел в какой-то загадочной, нервной суете. Притаившись за занавеской, благоухающий самогоном Андреич с тревогой наблюдал, как старушки семенят туда-сюда по улицам — кто в одиночку, кто парами, кто даже группами. Встречаясь друг с другом, старушки загадочно кивали и быстро проходили мимо, словно незнакомые. Где-то назойливый, дребезжащий голосок выводил на одной ноте «Интернационал».

Такого оживления их мирная округа еще не знала. Андреич сидел у окошка, выглядывал из-за занавески и тоскливо думал: «Что-то они затевают».

И они действительно кое-что затевали — старушки собирали петиции. Но и это был только отвлекающий маневр. Этой ночью утомленный тревогами и наблюдением Андреич спал крепко, а когда проснулся, обнаружил, что его замечательный флагшток спилен под корень. Осуществили эту дерзкую диверсию мстительная ветеранша тыла Шапкина, всю операцию и организовавшая, и вечно молодая (по-крайней мере, душой), бывшая боевая летчица Лена Ветрова.

Андреич был оскорблен до глубины души. Сначала он думал поставить новый флагшток и выкопать подле него волчью яму, но потом сообразил, что раз забора у него нет, то копать придется ночью, за одну ночь ничего, что удовлетворило бы его чувства, он не выкопает, а значит, соседи все равно все заметят. И тогда из затуманенных самогоном глубин сознания всплыл другой, куда более изощренный и жестокий план.

Он, конечно, догадывался, кто организовал все дело. Но точно пока не знал.

Следующий день прошел в подготовке. Андреич вкопал новый флагшток, переврав количество звезд и полосок, намалевал новый флаг и вдобавок к тому, вывел на огромном куске фанеры аккуратные черные буквы «Выдача виз» и установил фанерный лист под флагом.

На следующий день Шапкина организовала перед его домом антиимпериалистический митинг, посвященный, почему-то, в основном преступлениям Вьетнамской войны. А ночью вновь явилась к нему, требуя визу. Андреич согласился, выставив встречное требование: дать присягу и поклониться американскому флагу.

В мутном, зыбком рассвете своего последнего предательства Шапкина нараспев произносила незнакомые английские слова и истово кланялась тряпкой свисавшему в безветренной тишине американскому флагу.

А собранные анонимной листовкой на антиамериканский митинг старушки в немом изумлении глядели на нее с улицы. Шапкина же, будто в трансе, никого не замечала и продолжала петь и кланяться.

— Предательница! — вдруг звонко крикнула Лена Ветрова, и остальные старушки тут же загомонили, хватаясь за сердце и потрясая клюками кошелками.

Шапкина обернулась. Лицо ее было страшно.

— Ха-ха-ха! — громогласно расхохоталась она, — что мне до вас? Сейчас я получу визу и улечу в Америку!

— Нет, — выйдя из-под яблони, твердо сказал Андреич, — никакой визы ты не получишь. Предатели демократии не нужны.

Наступила тишина. Шапкина постояла немного, пугая своей улыбкой рассвет, и тяжело упала на землю.

Кто-то вызвал скорую. Энергичные молодые люди в белых халатах разогнали старушек и увезли Шапкину куда-то. Домой она больше не вернулась и, по слухам, закончила свои дни в сумасшедшем доме. Андреич, потрясенный делом своих рук, собственноручно спилил флагшток, прилюдно сжег американский флаг и злополучную табличку «Выдача виз», а после три дня подряд хлестал самогон пополам с валокордином. После еще Америка подала на него в суд, за оскорбление государственного флага, и требовала его выдачи, но молодой адвокат Дмитрий Серов блестяще защитил Андреича, доказав, что число звезд и полосок отнюдь не совпадало с оригиналом, а потому сожженный флаг не являлся собственно американским.

Уж конечно, лучше к Андреичу после этой истории относиться не стали. Только теперь к отчужденности добавилась опаска — и Андреич стал совсем изгоем.

Ржавый щит с надписью «Грязевка» чуть покачнулся в мокрой земле, когда тяжелая Нива свернула на грунтовку и, мигнув фарами, покатилась вперед, к размытому горизонту.

Дорога вела в подтопленный мертвый ельник, непрерывно осыпающийся серыми иголками на тихом ветру. Размытый, бледный шар солнца мерцал в светло-сером, прозрачном небе.

Водитель закурил, сделал музыку погромче. Но веселые изощренные джазовые мотивы нелепо повисали в окружающем пейзаже и шофер поспешил вовсе выключить радио.

Впереди показалась темная, укутанная в какие-то бесформенные тряпки, фигура. Неизвестный плавным, быстрым шагом двигался навстречу машине. Затем он резко остановился, будто увидев что-то нежданное и медленно поднял руку с оттопыренным большим пальцем.

— Куда? — настороженно спросил, притормозив и опустив стекло, печальный молодой водитель. Незнакомец — с растрепанными сальными волосами и заросшими неаккуратным серым войлоком впалыми щеками — улыбнулся, обнажив белые десна.